Один не представляет счастья без богатства, другой ищет душевную гармонию в горах, третий тщится найти себя на дне бутылки. А где оно, настоящее счастье? Эта редкая, вольная птица, никак не дающаяся в руки.
Вячеслав Шишков. «Угрюм-река»
«Люди как реки», — подметил Лев Толстой. И впрямь: течение что реки, что жизни человеческой полно крутых поворотов, мистики и загадок. Особенно в сибирской глухомани, где разворачивается таежная сага великого романиста Вячеслава Яковлевича Шишкова (1873-1945). Эта книга и сегодня остается среди бестселлеров, роман регулярно экранизируется. Главный герой Прохор Громов, внук лихого лавочника, погубившего не одну душу и накопившего кубышку с сокровищами, и сам присягнувший «желтому дьяволу», долгое время оставался олицетворением всего отжившего, канувшего в историю вместе с той Россией, что прекратила существование в 1917-м. Но, как выясняется, не все так просто. Шишков, исколесивший Сибирь в качестве инженера путей сообщения, наблюдал законы тайги в действии и нравы ее обитателей век с лишним назад. Конечно, сегодня тех золотопромышленников, беглых каторжан и добытчиков пушного зверя, что описал Шишков, не найти, но соблазны, лихорадка обогащения никуда не делись из нашей жизни. И потому при чтении «Угрюм-реки» не уйти от этих параллелей. Сколько страстей и страданий кануло в колдовской Угрюм-реке, а она все течет и течет...
Вера Павлова. «Записки счастливого человека»
Название это пришло к поэтессе во сне — будто бы ее папа выпустил такую книгу. На каждой странице строчка: «Ушел на рыбалку. Целую. Толя». Встав наутро счастливой, она решила издать приснившееся и бросила призыв в соцсетях: люди, расскажите, до какого счастливого места можно дойти пешком! Идея нашла отклик, ответы полетели сотнями. «Ушел в лес, за брусникой... встречать рассвет... под парусом... печь блины... греться на солнышке. Ушел в себя... в запой». Вариантов, как видите, тьма. А кто-то написал: «Не хочу никуда уходить. Мне и здесь хорошо».
Так появился этот сборник писем, стихов и повседневных вопросов. С обращением к читателю блогов и газет, с недоумениями, которые так щедро подбрасываются нам жизнью, со свежими коронавирусными наблюдениями. Мысли, пойманные в самолете, прачечной, больнице, на пляже. «И взлетать, и падать лучше налегке. Узелок на память. Что там, в узелке?» А в узелке — целые миры.
Евгений Гришковец. «Водка как нечто большее»
Водку не потягивают в раздумьях, как виски или ром, не пьют молча, да и в одиночку она плохо идет. Свои заметки о значении водки в культуре и укладе России актер и драматург Евгений Гришковец собирал десятилетие. Подошел к теме серьезно: побывал в лабораториях, где химики-технологи корпят над рецептурой самого народного напитка, погрузился в историю и даже вник в тонкости производства водочной бутылки. И все это ради того, чтобы явить читателю водку не как 40-градусную мерзавку, загубившую не одну судьбу, а как обряд, веками сопровождающий жизнь русского человека. «Ее не умеют пить нигде и никто, кроме нас! Пить, как надо, как должно и как задумано теми, кто ее создал». Гордиться ли таким умением? Трудно сказать. Водочный патриотизм, как и квасной, — примета чего-то не вполне здорового, выходящего на первый план в те эпохи, когда гордиться особо нечем. Автор, конечно, с этим не согласен, но его попытки представить водку как «нечто большее» выглядят натужно. Водка — она и есть водка...
Свежие комментарии