Отмечавшийся в годовщину рождения Пушкина День русского языка увенчался хорошей новостью от лингвистов. Несмотря на накаленную международную обстановку, вес «великого и могучего» в мире неуклонно растет: в Белграде, Дели, Тегеране, Каире открывают новые центры русистики, Европа зачитывается «Лавром» и «Зулейхой». Тем временем Госдума озабочена борьбой с иностранщиной в публичной лексике, разделяя точку зрения традиционалистов, что наш с вами разговорный уверенно движется в сторону полного «краша», то есть краха, и остро нуждается в «клининге», то бишь чистке. Так нуждается или нет?
В нулевые, в эпоху расцвета Живого Журнала и субкультуры «падонков» (помните, как сетевые филологи старательно лепили дикое число ошибок в одной фразе), нас еще мог насмешить менеджерский новояз: «В руме есть экспаты?», «Ну что, накреативили пропозел?», «Киньте тестовые мессаги, а то аська сглючилась»... Тогда эти перлы цитировали ради смеха и экзотики, а сейчас варваризмами не удивишь. Вы же не будете смеяться, если я скажу, что работаю контент-менеджером на стартапе, целыми днями сижу в душном опенспейсе, а по выходным заказываю клининг, потому что на уборку нет сил? И даже не упадете в обморок, наткнувшись на новость в деловой прессе: «Яндекс» прокомментировала кейс «Гугла». Если кого-то «женское» окончание глагола все же поставит в тупик, поясню: речь о компаниях, но само это существительное для компактности опускается, влияя, однако, на род! Добавьте сюда канцеляризмы вроде «осуществления входа и выхода», прилипчивого словечка «данный» («данной информацией робот Алиса не располагает»), старых добрых «инженерОв» и новомодных, преданных фем-повестке «режиссерок», «поэток» и «авторок» — получится полная свалка, которую впору расчищать огнеметом. Правда, в необходимости столь радикальной меры большинство лингвистов пока сомневается, но вот в первом пункте расхождений нет: язык буквально зарос жаргонизмами.
Почему? Тут все просто. Русский впервые с такой очевидностью оказался в положении контактного языка — в отношении к доминирующему на международном уровне английскому, одарившему мир практически всей компьютерной терминологией, а потому определяющему нашу отползшую в мессенджеры жизнь.
Схожая тенденция прослеживалась, кстати, в пушкинские времена в отношении французского. Правда, масштаб был совершенно другой: «комильфо», «бланманже» и прочие галлицизмы, за которые поэт просил прощения у министра народного просвещения Шишкова, курсировали лишь по аристократическим салонам, выходя в народ разве что в контексте «гардероба» и «омлета».
Как отметила на круглом столе в МИА «Россия сегодня» ректор Государственного института русского языка им. А. С. Пушкина Наталья Трухановская, заимствования — важный инструмент развития письменной и устной речи, без принятия их в свои ряды язык беднеет:
«Как любая живая система, язык развивается вместе с обществом, отражая все социальные процессы — изменение стандартов общения, дефицит времени, вхождение в бытовую культуру технологий».
Насчет избыточности этих заимствований Наталья Сергеевна предложила сильно не переживать, поскольку засилье неологизмов касается лишь определенных профессиональных сфер и молодежной субкультуры, не приживаясь надолго в публичном пространстве.
Но есть и другая сторона медали. Сегодня наш язык может гордиться расширением международного охвата и включением новых аудиторий. Как с долей иронии, но и не без гордости пел Высоцкий, «в общественных парижских туалетах есть надписи на русском языке».
На том самом круглом столе благодаря видеосвязи присутствовали филологи-русисты из Гранады, Белграда, Каира, Тегерана, Дели. Еще больше — почти 4 тысячи специалистов из 88 стран — посетили недавний Костомаровский форум в нашей столице.
Профессор кафедры славянской и греческой филологии Гранадского университета переводчик Рафаэль Гусман Тирадо рассказал, что в Испании огромную популярность приобретает современная русская проза: «Зулейха» Гузель Яхиной, романы Захара Прилепина и Юрия Буйды. Сам профессор причислил себя к горячим поклонникам Водолазкина: «Этот автор пишет о глубоких вещах, всерьез волнующих европейского читателя, — вопросах жертвы во имя любви, веры, времени, человеческой природы. Меня очаровал язык его прозы, в нем чувствуется нерв русской классики».
Доцент кафедры русского языка Белградского университета Елена Гинич рассказала, что Общество сербских славистов считает одной из приоритетных задач возвращение русскому статуса первого иностранного: «В нашей традиции русский язык укоренился еще с 1878 года, когда открылись первые кафедры русистики. Вытеснение русского в пользу английского и немецкого началось в 1980-е и укрепилось с распадом Югославии и СССР. Сейчас наблюдается новый подъем интереса к русскому языку — его добровольно изучают 20% учеников, это около 600 тысяч ребят. Мы добиваемся, чтобы сербские школьники могли изучать русский с первого класса гимназии, а не с пятого— по выбору. Учебники для этого есть».
О том, что русская литература транслирует ценности, актуальные для всех времен и народов, говорили лингвисты из Ирана и Индии, признаваясь в особой любви к Толстому и Пушкину, а представитель Египта, заведующий кафедрой русского языка университета Айн-Шамс Мохаммад Наср Аль-Джабали назвал русский и одним из флагманских инструментов международного бизнеса.
Вопросы заимствований и степень нужности «зачисток» обсуждались также на завершившемся в Пушкинский день книжном фестивале «Красная площадь». Так, молодые филологи Марина Власова и Виктор Бобров, авторы книги «Дерзкий репетитор», озаглавили свою презентацию хлестко «На каком языке мы говорим — сколько в русском русского?». И пришли к выводу, что «клинера» и «фуд-корт» лучше все-таки не отменять — «иначе останемся без хлеба, свеклы и халата»: эти слова тоже когда-то пришли в русский и не убили его.
Лингвисты-международники с такой позицией не соглашаются, напоминая, что в Китае, Чехии, Иране, Словении, Исландии, Турции, а отчасти в Германии и Франции преобладает охранительный подход, предписывающий создание новых слов при помощи «родных» корней. Тот самый, что еще в XVIII веке продвигал Ломоносов, а позже — упомянутый Шишков. Специалист отдела локализации «Яндекса» в Турции Андрей Яковлев напомнил, что в этой стране, например, нет слова «компьютер», есть bilgisayar — «машина, которая владеет информацией». А в Исландии совсем недавно шли острейшие баталии за переименование пиццы в пластичную лепешку, а банана в сладкую сосиску.
Впрочем, пока специалисты дискутируют о варваризмах и чистоте языка, интеллигенты старого толка досадливо морщатся от распространенной практики сокращений с помощью суффикса «к»: «Была на Южке», «Приехала с Вернадки». Хотя — такая ли уж новая это тенденция? «Марганцовка», «зеленка» и десятки подобных бытовизмов пусть и не закрепились в академических энциклопедиях, но из живой речи уходить не собираются.
Ну что ж, язык экспериментирует и всему осмысленному в конце концов находит место. Не будем ему в этом мешать.
Свежие комментарии