От идеологии он всегда убегал. Полагая, что творчество не должно зависеть ни от кого и ни от чего, только тогда оно будет свободным от разного рода шор. Беда в том, что бежать было некуда: жил немецкий художник, скульптор и писатель Эрнст Барлах в эпоху абсолютной идеологической доминанты, «правившей бал» в Европе первой половины ХХ века.
Что, однако, не только не помешало свободе его творчества, но придало таковому глубину и своеобразие.Его соотечественница, современница и коллега Кете Кольвиц, напротив, уже в первых своих работах ясно дала понять, сколь важны для неё идеалы «периода социального взросления» тех, кого принято называть пролетариями. Начинала Кете как художник, часто и помногу рисуя портовых рабочих, поденщиков, ткачей. Чуть позже увлеклась «женской темой», которая со временем стала для неё основной.
Он – мистик и модернист. Она – реалист, образы её героев всегда конкретны, узнаваемы. Что же роднит их, таких, казалось бы, несхожих? Время, в которое жили. И – Россия. Где Барлах и Кольвиц бывали не раз, создав «на русской почве» едва ли не лучшие свои произведения.
Когда это знаешь, не удивляешься тому, что на новой выставке Русского музея, открытой в Мраморном дворце, их работы соседствуют: один зал – Барлах, следующий – Кольвиц, затем снова Барлах. И тут же, рядом, скульптурные творения их русских современников: Сергея Коненкова, Веры Мухиной, Анны Голубкиной, Натальи Гончаровой, Павла Филонова… Выставка так и называется: «Эрнст Барлах – Кете Кольвиц: преодолевая существование. В диалоге с русскими современниками».
В Россию Барлах отправился в 1906 году. Не состоя ни в какой политической партии, не веря в политические решения, он приехал, чтобы «излечиться от депрессии», ввергнувшей его в личностный и творческий кризис. И неожиданно для себя, как потом признавался, открыл настоящую «кладовую образов», противоположных тем, что были у него перед глазами в Германии.
– В русских людях его очаровало сочетание радости и трагичности жизни, – говорит Хайги Штокхаус, немецкий искусствовед, инициатор и один из организаторов вернисажа. – Люди, поющие и танцующие, пьющие и молящиеся, работающие и ленящиеся… Горе и счастье, идущее рука об руку.
Сразу после возвращения домой, в Германию, он создал два произведения, которые принесли ему известность в столичных (берлинских) художественных кругах, придав уверенности и излечив, наконец, от депрессии. Это – «Русская нищенка с чашей» и «Слепой нищий», занимающие сейчас в Мраморном дворце центральное место среди работ великого Эрнста.
Кольвиц, не раз участвуя в выставках в разных российских городах, активно общалась с русскими художниками. Признавая позже, что многому научилась у них. Прежде всего драматическому восприятию жизни простых людей. В работах наших авангардистов трагизм окружающей их действительности часто выходит на первый план. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть в том же Мраморном дворце на графические листы из альбома Натальи Гончаровой «Мистические образы войны».
Создан он был автором в 1914 году, в самом начале Первой мировой войны. Ещё до массовых жертв в армиях стран-участниц, до германских газовых атак на полях сражений, убийственных лагерей для пленных. Но всё это уже проглядывает в графике, предчувствуется, неотвратимо надвигается.
Беспартийный мистик Барлах, социальный реалист Кольвиц, аполитичные русские авангардисты… Знакомишься с их работами – такими разными и такими друг другу близкими, и понимаешь, сколь бессильна идеология, какой бы она ни была, перед настоящим искусством, имеющем свой особый инструмент для создания правдивой картины мира. Инструмент этот – талант.
Свежие комментарии