Гастроли московского Театра на Бронной в Петербурге ознаменовались программными заявлениями модного режиссера Константина Богомолова и столичными ценами на билеты. Однако, по мнению обозревателя «Труда», публике не были явлены ни чеховские, ни шекспировские характеры, хотя имена этих авторов значились в афишах.
Формальным поводом для «больших гастролей» москвичей в Северной столице – четыре премьерных спектакля за девять дней – стал «маленький юбилей», как назвал Константин Богомолов трехлетие своей работы в качестве худрука коллектива. За это время он, по собственному признанию, «внес серьезные коррективы в состав труппы», и теперь в ней «бурлит живая, доброжелательная, радостная энергия, причем, не только на сцене, но и за кулисами». Объясняет он это экспериментами, которые «с удовольствием» проводит в своем театре.
Обязательным элементом таковых считает, в частности, всевозможные изъятия из классических текстов – монологов, персонажей, массовых сцен. Даром что это тотально меняет пьесу, от которой иной раз только и остаются что имена главных героев. Но худрука «На Бронной» это не смущает.
– А как театр может быть сегодня без работы с текстом? – удивлялся он на встрече с журналистами и студентами петербургского театрального вуза, предварявшей показы москвичей. – Она самая разнообразная. Иногда сокращения касаются и больших мастеров. Чехова, например. Да кого угодно! Это нормально. Это же не евангелический текст, а материал, с которым ты работаешь, лепишь с командой сценическое действие.
Интересно, а те, кто прежде ставил Чехова, от Станиславского (на сцене) до Михалкова (в кино), с текстом не работали? И что бы сказали насчет такого метода Богомолова его великие учителя – Андрей Гончаров, Олег Табаков, Марк Захаров, на которых Константин Юрьевич любит ссылаться? «Все эти мастера пытались слушать время, – напоминает он нам. – Не занимались дешевой социальностью, но любили щупать пульс современности и находить интонацию».
Как убедились зрители Северной столицы, «лепят» богомоловцы азартно, используя для этого наимоднейшие способы самовыражения. Приглашенный на постановку ранней чеховской «Пьесы без названия» молодой режиссер Александр Молочников в этом смысле идеально подошел к концепции худрука.
У Чехова провинциальный учитель Платонов – человек, не состоявшийся в своих талантах, женатый на нелюбимой женщине. Отсюда его рефлексии и эксцентричность, в которой, несомненно, есть что-то водевильное. Но не лишен персонаж и духовности. В итоге – внутренний конфликт и (у Антона Павловича) гибель героя. Однако о последней, боюсь, значительная часть петербургских зрителей не догадалась – содержание редко появляющейся на подмостках пьесы (из сравнительно недавних постановок припомню разве лишь ту, что в Театре Российской армии) известно не всем, и тем более проблематично угадать его в нынешней реализации, озаглавленной «Платонов болит» и больше похожей на стендап-шоу.
А ведь начало спектакля Молочникова было обещающим. Ровно первые три с половиной минуты, в течение которых вдовая генеральша Анна Петровна в исполнении Виктории Толстогановой представляла зрителю свою Войницевку. Душевно так, хорошо поставленным голосом. Ну а то, что одета героиня совсем не по-чеховски – это же «мелочь». От костюмов и антуража изображаемой эпохи российские режиссеры давно отлучили актеров и зрителя. Историческую правду доносят до нас лосинами на ножках актрис (не всегда стройных – тоже, понимаешь, реализм), роялем с сюрпризом внутри в виде полуобнаженной красотки (помним-помним номер Димы Билана на «Евровидении» 2006 года), цирковой эквилибристикой очередной оторвы, кайфующей от того, что… болит. Где болит, у кого и почему – догадаться непросто даже после того, как спектакль, растянувшийся на 4,5 часа, наконец, завершается. Мешает перенасыщенное трюками, криками, плясками, надувными фламинго и еще бог знает какой мишурой действо.
Чехов, известно, обладал хорошим чувством юмора. Он и пьесы свои нередко обозначал как комедии – «Вишневый сад», «Чайку»… Был не чужд розыгрышей и «шуток на грани». Но за всем этим оставался глубоко мыслящим художником, в произведениях которого не одно поколение землян находило и находит по сей день растолкование самым разным событиям, насущным проблемам, смыслу жизни, наконец. У него тоже – болело. И понятно, за что: за близких. За друзей. За Россию.
Свежие комментарии