«Французский король и даже его министры сажают в Бастилию и там подвергают судилищу и пыткам кого им вздумается; у нас Тайная канцелярия делала то же самое, но с 1762 года она уничтожена, а ваша Бастилия существует», — писала Екатерина II в ответ на очередной пасквиль «западных партнеров» — книгу аббата Шаппа «Путешествие в Сибирь» (1768). Про основанную ею Тайную экспедицию, где, как и раньше, применяли пытки при дознании, императрица умолчала. Позже она дважды издавала секретные указы о «нечинении телесных наказаний при допросах», пока наконец 14 апреля 1801 года Александр I не запретил и Тайную экспедицию, и пытки. Надолго ли?
Впервой половине XVIII века его имя внушало ужас. Главу Тайной канцелярии Андрея Ивановича Ушакова (на картине Н.В. Неврева он в кресле) современники называли «инквизитором в белых перчатках» за его приятные манеры и обходительность. А иноземцы дивились политическому долголетию (сохранил свой пост при пяти монархах, начиная с Петра I) и разнообразию «инструментов», применяемых его ведомством, — даже на фоне весьма изощренной в приемах европейской инквизиции, которую пытками на дыбе и раскаленными клещами не удивишь. А вот накормить солониной и посадить в жаркую баню, не давая воды... Еще в застенках Ушакова любили «кошку» (плеть-девятихвостку со стальными крючьями на концах): эту диковинку Петр углядел в Англии.
Княжну Юсупову как раз такой плетью и пытали — вон и палач притаился наготове. Выдал ее Тайной канцелярии глава cинода, архиепископ Феофан (он сидит к ней спиной): узнал от остановившейся в его доме духовной дочери, что Юсупова мечтает, кабы императрицей была Елизавета Петровна, а не нынешняя Анна Иоанновна. «Слово и дело», как в XVI-XVII веках, тогда уже не кричали, все-таки «окно в Европу» сыграло свою роль. Но доносили по-прежнему охотно, в том числе и служители церкви. Кстати, в 1742 году, когда сенат и синод спорили, каких детей считать малолетними (обсуждали закон об отмене пыток для малолетних), духовные отцы полагали, что пытать можно с 12 лет, но сенаторы настояли на 17...
Указ об отмене Тайной экспедиции и пыток был в числе первых распоряжений молодого императора Александра I. И потом, в царствование Николая I, пытки в отношении политзаключенных официально не применялись. Хотя пребывание в Алексеевском равелине Петропавловской крепости (через него прошли и декабристы, и народовольцы), в сырой, холодной камере, куда почти не попадали солнечные лучи, по меркам того времени приравнивалось к пыткам.
Именно в такой камере и провел полтора года «враг Российской империи № 1» Николай Гаврилович Чернышевский. В письме жене, ободряя ее, он шутил по поводу своих условий: «Вспомни, как трудно было вытащить меня на прогулку. А здесь могу писать с утра до ночи не отвлекаясь...» Итогом работы стал роман «Что делать», который Чернышевский смог написать в каземате и переправить на волю.
Тем временем завершилось следствие. Важной уликой стала прокламация «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон» — ответ Чернышевского на Манифест 19 февраля 1961 года об отмене крепостного права, который он называет обманом... Обвинений набралось на 14 лет каторги плюс бессрочное поселение в Сибири. Зачли и девятидневную голодовку в тюрьме. И хотя царь уменьшил срок каторги вдвое, домой писатель вернулся тяжелобольным лишь через 20 лет — чтобы тут же умереть. Николай Некрасов посвятил своему другу стихо-творение «Пророк»: «Не говори: «Забыл он осторожность! / Он будет сам судьбы своей виной»!.. / Не хуже нас он видит невозможность / Служить добру, не жертвуя собой...»
В конце 1870-х, когда накал протеста в стране нарастал и один за другим следовали политические процессы, для государственных преступников отвели также Трубецкой равелин Петропавловки и Шлиссельбургскую крепость, где снова появились секретные «комнаты пыток». Применявшиеся там методы знакомы нам по книге «Архипелаг ГУЛАГ»: чекисты многое позаимствовали у царской охранки.
Ну и еще об одном «ноу-хау» царского режима — о помиловании, которое тоже может выглядеть как пытка. Да, это оно на рисунке Бориса Покровского (1849). Вот как описал происходившее тогда один из помилованных петрашевцев Николай Кашкин (в числе ожидающих казни на помосте — и Федор Михайлович Достоевский):
«Все мы, проведшие 8 месяцев в одиночном заключении в Петропавловке, были разбужены на рассвете 22 декабря и отвезены на Семеновский плац, где расставлены на деревянном помосте. Аудитор зачитал приговор, священник дал приложиться ко кресту... Солдатам было скомандовано заряжать, и на глаза привязанных надвинули капюшоны. Стало ясно: казнь состоится, и я громко сказал обер-полицмейстеру Галахову, стоявшему недалеко, что хотел бы исполнить перед смертью христианский долг. Тот ответил, что государь был так милостив, что даровал всем жизнь».
Правда, один из помилованных этой милости не оценил — сошел с ума. Пережитое не прошло бесследно и для Достоевского: на каторге у него началась падучая (эпилепсия), которая осталась на всю последующую жизнь...
Конечно, были и настоящие помилования: так, Николай II особенно охотно миловал к Пасхе. Но «политических» это редко касалось. Как и амнистии, которые в СССР практически пришли на смену помилованиям. Кроме разве что самой масштабной, 1953 года, когда из мест заключения вернулись больше 1 млн человек, в том числе и репрессированных. Ее инициатором стал Лаврентий Берия. В апреле того же года главный сталинский инквизитор издал приказ о запрете применять к арестованным меры физического воздействия. Через полтора столетия после Александра I пытки снова отменили. Но продержался запрет совсем недолго.
Свежие комментарии